Совслужащий Чередниченко приезжает отдыхать на южный курорт. Он вообще-то работает на небольшой мебельной фабрике плановиком (в советское время – бездельная, но довольно престижная профессия). Имея уже за 40 лет, Чередниченко является студентом-заочником сельхозинститута и знает, что по его окончании «продвинется» в заместители директора своей фабрики или, на худой конец, в директора совхоза. Имея впереди такие приятные перспективы, Чередниченко твёрдо уверен: жизнь удалась.
Василий Шукшин
В 40 с лишним лет ему недостаёт лишь одного: жены. Славно устроившись на курорте и даже слегка обнаглев (до выговоров продавщицам за теплое пиво), Чередниченко начинает посещать цирковые представления. В его душе поселяет глубокое волнение гибкая, смелая циркачка Ева, которая совершает отчаянные трюки под куполом. Дав цирковому служителю два рубля, Чередниченко узнаёт у него адрес акробатки, выпивает для храбрости стакан вина, берёт с собой ещё бутылку и отправляется к Еве для серьёзного разговора. «Адам пошел к Еве», – мысленно шутит по пути плановик сам с собой.
Ева встречает его с удивлением. Чередниченко вначале делает путаные замечания о чрезмерно громкой игре циркового оркестра («я бы несколько поубавил его»), затем предлагает Еве выпить с ним. Получив отказ, он спохватывается, уверяет циркачку, что «сам выпивает очень умеренно» и рассказывает о своём соседе – алкоголике-инженере, который часто утром приходит к его калитке в одних тапочках просить рубль на опохмелку – «тяжело смотреть».
Мало-помалу Чередниченко смелеет и решает: с Евой «не надо долго трясти кудрями – надо переходить к делу». Чередниченко сообщает Еве, что имеет отдельный дом в четыре комнаты из лиственницы, оклад до двухсот рублей с премиальными, четыре с половиной тысячи на книжке, сад, огород. Не забывает упомянуть, что скоро закончит институт. Не сумев всё же окончательно совладать с волнением, плановик выпивает ещё с полстакана и ставит Еве на вид: её профессия опасна. «В один прекрасный… простите, как раз наоборот – в один какой-нибудь трагичный день вы упадете… и разобьетесь» и будете не нужна никому. Вы питаетесь «где всухомятку, где на ходу. А годы идут… Устали вы греться у чужого огня!» Дополнительные полстакана придают Чередниченко смелости, и он, наконец, предлагает Еве приехать к нему для решения вопроса о замужестве: посмотреть дом, поговорить с соседями, побеседовать с дирекцией завода – в общем, бросить цирковую «бАгему» (так он выговаривает слово «богема») и «начать жизнь морально и физически здоровую». Расщедрившись, плановик даже обещает взять на себя расходы на проезд Евы туда и обратно.
Чередниченко соглашается дать улыбающейся Еве некоторое время на размышление и условливается, что на следующий день он заберёт записку с её ответом у циркового служителя с бородавкой. Довольный плановик пожимает Еве ладонь и уходит, думая про себя: «Лихо работаешь, мужик. Раз-два – и в дамки». Но на обратном пути, Чередниченко вдруг начинают обуревать сомнения. Он ведь ничего не знает о прошлом Евы: а вдруг она в цирке на самом плохом счету, «может, ее… это… того… Не узнал ничего, полетел сватать. Хоть бы узнал сперва!» Во время разговора Чередниченко заметил на верхней губе Евы усики, которые, по слухам, бывают у темпераментных женщин. Теперь он гадает: до чего могла Еву раньше довести эта темпераментность? Не исключено, что она «столько… видела-перевидела этих Адамов, сколько я в уме не перебрал баб за всю жизнь». «Замашки-то циркаческие, они же останутся, – размышляет Чередниченко. – Ведь он у нее уже сложился, характер, совершенно определенный, далекий от семейных забот, от материнства, от уюта. Ну, обману я людей, скажу, что она была, допустим, администраторша в гостинице… Но себя-то я не обману!.. Она, наверно, счас богу молится: нашелся один дурак, замуж взять хочет… У нее это как алкоголизм: потребность выработалась – обновлять ощущения. А начни потом разводиться, она потребует полдома… Иди доказывай потом судьям, что я ее… с канатов снял. Можно сказать, разгреб кучу-мала и извлек из-под самого низа… сильно помятую драгоценность». Чередниченко вдруг вспоминает, что в его родном городке у него уже есть на примете одна вдовая учительница – партия вполне приличная…
На следующий день Чередниченко не без внутренних колебаний идёт к цирку. Служитель с бородавкой, улыбаясь шире своей шляпы, протягивает ему письмецо от Евы. С лёгким трепетом плановик открывает конверт и читает: «Николай Петрович, в сорок лет пора быть умнее. Ева». Ниже другим почерком (циркового клоуна?) подписано: «А орангутанги в Турции есть?» (намёк на известную советскую комедию «Свадьба», где один из героев – грек – настойчиво убеждал всех, что «в Греции всё есть»).
Чередниченко охватывают противоречивые чувства. С одной стороны, он оскорблён явной насмешкой Евы, но, с другой, ощущает облегчение, ибо больше не надо переживать насчёт необдуманного брачного предложения непроверенной циркачке. Успокоившись, Чередниченко выпивает в ларьке стакан сухого, усаживается на лавочке и, глядя на море, насвистывает себе под нос «Амурские волны».
Телефильм 1977 г. по мотивам рассказа В. Шукшина «Чередниченко и цирк»
