IV. БОРЬБА ЗА МАЛОРОССИЮ

(продолжение)

Известия с театра войны и второй поход государя. –  Взятие Вильны. – Вторжение шведов в Польшу и Литву. – Вторичная осада Львова и отступление Хмельницкого. – Отчаянное положение Речи Посполитой. – Религиозное и патриотическое движение поляков.

В Могилеве начальствовали воевода Воейков и полковник Поклонский. Последний был из местных православных шляхтичей; он выехал в войско Хмельницкого, был им рекомендован царю как пострадавший за веру, принят на государеву службу, пожалован в полковники, отличился при взятии некоторых городов, помог москвитянам овладеть Могилевом, уговорив его жителей к сдаче, и с своим казацким полком, набранном в Белоруссии, оставлен в Могилеве. Осаждавший Старый Быхов наказной гетман Иван Золотаренко был недоволен тем, что Могилев сдался не ему, и стал враждовать с Поклонским. Черкасы или казаки Золотаренка ездили в Могилевский уезд и собирали в свою пользу хлебные запасы, сено, скот и оброки с крестьян; причем били и выгоняли московских стрельцов и людей Поклонского, приезжавших в уезд для сбора запасов на могилевский гарнизон. Но Золотаренко, не взяв Старого Быхова, отступил в Новый, а с ним удалились и его черкасы. Теперь московские стрельцы и солдаты стали терпеть обиды и побои от казаков Поклонского, который не думал их унимать; сердце шляхтича, очевидно, не лежало к московским людям, когда он познакомился с ними поближе. Кроме шляхтичей, то же явление замечалось и у многих местных горожан, не говоря уже о местных жuдах. В январе 1655 года литовские гетманы Радивилл и Гонсевский предприняли наступательное движение на верхнеднепровские города, занятые москвитянами. В некоторых городах обнаружилась измена; например, Орша и Озерищи передались Литве. Но нападение Радивилла на Новый Быхов, где заперся Золотаренко, было отбито. Отступив отсюда, Радивилл двинулся на Могилев; ибо Поклонский уже вошел с ним в тайные сношения. Когда гетман осадил Могилев, Поклонский 5 февраля, под предлогом вылазки, часть своего полка вывел в поле, передался литовцам и впустил их в Большой острог. Но воевода Воейков со своими ратными людьми и с теми мещанами, которые оставались верны Москве, заперся в Вышнем городе или замке и упорно оборонялся. В то же время произведено было движение польского войска с князем Лукомским к Витебску. Подвергшись нечаянному нападению Матвея Васильевича Шереметева, Лукомский потерпел сначала неудачу; но, собравшись с силами, осадил Витебск, и Шереметев едва отсиделся.

Восстание Хмельницкого и война России с Польшей

Еще более тревожные события произошли на малорусском театре войны.

Уже союзник Богдана Хмельницкого крымский хан Ислам-Гирей, как известно, склонялся на сторону поляков, когда Малая Русь поддалась Москве: хан ясно видел, что возрастающее могущество сей последней нарушало равновесие; а это нарушение угрожало опасностью и самому Крыму. Поляки воспользовались таким настроением и с помощью золота убедили младшего брата и преемника Исламова, Мухаммед-Гирея, прямо заключить союз против Москвы и казаков. Настоящим руководителем крымской политики оставался все тот же визирь Сефер-Гази-ага, который состоял прежде главным советником умершего хана; благосклонный прежде к Богдану Хмельницкому, он теперь показывал сильное негодование на его соединение с Москвой. Мы видели, что Хмельницкий опасался нападения татар и бездействовал в то время, когда оба коронные гетманы, Потоцкий и Лянцкоронский, свирепствовали в юго-западной части Украины. Зимой пришли несколько десятков тысяч татар и соединились с поляками. Это соединенное войско осадило Умань, где заперся храбрый полковник Богун. На помощь последнему от Белой Церкви поспешили сам гетман Хмельницкий и находившийся в соединении с ним московский воевода Василий Борисович Шереметев; но они поспешили не со всеми силами, а только с небольшой частью их, введенные в заблуждение неверными слухами о количестве неприятельского войска. Не доходя Умани, под городом Ахматовом, они неожиданно для себя 19 января встретились с поляками и татарами вчетверо более многочисленными; тут они увидали свою оплошность; однако, не смутились, а мужественно вступили в бой в открытом поле и выдерживали его до наступления темноты. Окруженные со всех сторон, ночью казаки и москвитяне укрепились обозом или табором, и приготовились к отчаянной обороне. Лютый мороз вредил обеим сторонам, но всего более непривычным к нему и легко одетым полякам и татарам, которые гибли во множестве. На второй день, с помощью своих пушек и пищалей, русские удачно отбивали приступы врагов, А на третий день воеводы их решили идти напролом и всем табором двинулись сквозь неприятельское войско. Татарская конница делала натиски на наш табор; она разбивалась о сани и теряла своих коней. Русские в крайних случаях вывертывали из саней оглобли и особенно успешно били ими татар. Наконец, хотя и с большими потерями людей, пушек, знамен и пр., удалось пробиться, и они воротились под Белую Церковь, куда неприятели не решились за ними следовать. (Место этой битвы стало известно под именем Држи или Дрожи-поля.)

Несмотря на такое удачное отступление, Алексей Михайлович оставался недоволен действиями Хмельницкого и русских воевод, которые, по его мнению, должны были вести войну наступательную, а не оборонительную. Он отозвал В. Б. Шереметева, а на его место прислал в Белую Церковь известного боярина Василия Васильевича Бутурлина и стольника князя Гр. Гр. Ромодановского, с приказом им и гетману со всем войском запорожским идти под неприятельские города.

11 марта [1655], в воскресенье второй недели Великого поста, в Успенском соборе оба патриарха призывали благословение Божие на отъезжающего в поход Алексея Михайловича и читали над ним соответственные молитвы, Никон при сем случае не пропустил сказать пространное напутственное слово с изречениями св. Отец, с указаниями на примеры побед Моисея над фараоном, Константина над Максимианом и Максенцием и т. п. Он говорил громко, велеречиво, неспешно, с движением руки и другими ораторскими приемами, иногда останавливался и обдумывал свои слова; а царь, в своем великолепном облачении, скрестив руки и опустив голову, смиренно слушал поучение. Окончив слово молитвой об успехе царского похода, Никон поклонился царю и облобызался с ним. Патриархи после того отправились к Лобному месту с крестным ходом и со свечами, ибо наступил уже вечер; там еще раз благословили царя, окропив его святой водой, и облобызались с ним. Алексей Михайлович сел в сани, имея по правую и по левую руку двух братьев крещеных сибирских царевичей, Петра и Алексея; насупротив его была помещена Влахернская икона Богородицы. Царь сказал последнее «простите!» и поехал. За ним следовали многие бояре с окольничими и дворовый или гвардейский отряд, состоявший из стольников, стряпчих, жильцов и дворян. В его свите находился Тверской архиепископ, со многими священниками и дьяконами. Отъехав версты три, царь остановился на ночлег в загородном дворце села Воробьева. На другой день он ночевал в селе Кубенском; отсюда заезжал в Звенигород помолиться в своем любимом монастыре Саввы Сторожевского. 16-го он достиг Вязьмы и здесь на следующий день праздновал Алексея Божьего человека, т. е. свои именины. Тут в течение недели он занимался военными распорядками и смотрами. Из похода своего Алексей Михайлович писал нежные братские послания к своим сестрам, извещая их о трудном пути, о сборе ратных людей; просил их иметь попечение о его жене и детях и т. п. 31 марта государь прибыл в Смоленск, и на другой день, 1 апреля, праздновал здесь именины царицы Марьи Ильиничны; причем угощал своих бояр и смоленскую шляхту.

Поляки, ободренные известиями о страшном опустошении Московского государства моровой язвой, не ожидали, что царь Алексей Михайлович так скоро вернется на театр войны и притом с большими силами; а потому вожди их были смущены одновременно в разных местах начавшимся наступлением царских воевод, и стали отходить. Между прочим и гетман Радивилл покинул осаду Могилева, 24 мая [1655] сам государь двинулся из Смоленска к столице великого княжества Литовского. В Шклове, где царь оставался некоторое время, он 26 июня получил известие о взятии крепкого города Велижа стольником Матвеем Вас. Шереметевым. А потом на пути к Борисову 6 июля к нему «пригнали сеунчики» от князя-боярина Фед. Юр. Хворостинина и окольничего Богд. Матв. Хитрово с уведомлением о взятии города Минска. Но поход вообще замедлялся вследствие затруднений в подвозе съестных припасов для войска. На Вильну государь двинул полки: большой с князем Як. Куд. Черкасским, передовой с кн. Никитой Ивановичем Одоевским, сторожевой с кн. Борисом Александр. Репниным, ертоульный с другим князем Черкасским и отряд казаков с наказным гетманом Золотаренком. А 13 июня из Борисова сам пошел за ними. Когда он, не дойдя 50 верст до Вильны, расположился станом в деревне Крапивне, сюда 30 июня прискакали гонцы от помянутых воевод с известием, что «Божиею милостию, а его государевым счастьем они побили обоих литовских гетманов, Радивилла и Гонсевского, и прогнали их за реку Вилию, а столицу вел, княжества Литовского, город Вильну, взяли. Государь немедля послал уведомить о таком важном успехе в Москву царицу и патриарха, также к воеводам других полков и к гетману Хмельницкому; а к победителям отправил своего комнатного стольника Ладыженского с «государевым жалованным словом» и велел спросить о здоровье. Затем обрадованный царь поспешил в Вильну, причем с дороги писал своим сестрам, что: «постояв под Вильною недели для запасов, прося у Бога милости и надеяся на отца нашего великого государя святейшего Никона патриарха молитвы, пойдем к Оршаве». Если верить иностранным источникам, царь совершил очень пышный въезд в Вильну, сидя в роскошной, внутри обитой бархатом, карете, запряженной шестеркой светло-гнедых коней. Тут 9 августа [1655] он получил от воевод известие о взятии города Ковны, а 29-го о занятии Гродны. Теперь Алексей Михайлович к своему царскому титулу присоединил титул великого князя Литовского, Белой России, Волынского и Подольского; о чем издал особый указ (от 3 сентября 1655 г.).

В Варшаву, однако, Алексею Михайловичу идти не пришлось: ее в то время захватил другой неприятель Польши.

Когда королева Христина в 1654 г. отказалась от шведской короны в пользу своего двоюродного брата Карла Густава, то Ян Казимир, подобно Владиславу, принявший титул короля шведского и считая себя единственным потомком Густава Вазы в мужском колене, протестовал против вступления Карла на Шведский престол. Хотя он и не подкрепил этого протеста никакими враждебными действиями, тем не менее Карл X воспользовался им, чтобы объявить войну Польше. С одной стороны, его возбуждал к тому известный польский выходец, бывший подканцлер коронный Радзеевский, который пылал жаждой мести к Яну Казимиру и королеве Марии Людвиге за свои личные оскорбления и уже давно интриговал против них при шведском дворе; он входил в сношения с гетманом Хмельницким, с венгерским князем Ракочи, и вообще старался устроить целую коалицию против польского короля. С другой стороны, успехи московского царя в войне с поляками и беспомощное положение Польши побудили воинственного Карла, не теряя времени на переговоры, воспользоваться обстоятельствами для собственных завоеваний. В то время шведские владения соприкасались с польскими и литовскими с двух сторон, именно со стороны Померании и Лифляндии; из той и другой шведские войска двинулись против поляков. В июне 1655 года фельдмаршал Виттенберг вторгся из Померании в Великую Польшу. Местное посполитое рушенье, собранное в Познанском воеводстве на берегу Нотеца, под местечком Устьем (Uscie), и предводимое воеводой познанским Кристофом Опалинским, после нескольких неудачных стычек прекратило сопротивление. Вожди его склонились на шведские прокламации и увещания Радзеевского, и подписали договор, по которому воеводства Познанское и Калишское отдавались под протекцию шведского короля, выговорив сохранение шляхетских прав и вольностей. После того шведы без сопротивления заняли Познань и Калиш. Вскоре прибыл сам Карл с новым войском.

Ян Казимир поспешно отозвал из Украины польного гетмана Лянцкоронского и Стефана Чарнецкого и с небольшим войском стал под Волбожем. Шведский король без выстрела занял Варшаву, поразил Яна Казимира и двинулся на Краков, куда ушел польский король, поручив войска Лянцкоронскому. По совету сенаторской рады, Ян Казимир, избегая плена, покинул этот город и вслед за королевой уехал за пределы своего королевства в австрийские владения, именно в Силезию, в город Глогову. Лянцкоронский потерпел поражение под Бойницей и войска его перешли в подданство шведского короля. Чарнецкий попытался оборонять Краков, но, в виду недостатка укреплений и гарнизона, принужден был сдать его на известных условиях. Таким образом уже в сентябре 1655 года большая часть земель польской короны очутилась в руках шведов. Меж тем другое шведское войско, предводительствуемое Габриелем Магнусом дела-Гарди, из Лифляндии вторглось в великое княжество Литовское. Здесь, после занятия Вильны москвитянами, Царили полное замешательство и беспорядок. Между магнатами не было никакого согласия, и они не спешили соединить свои отряды. Великий гетман Януш Радивилл, ушедший на Жмудь в Кейданы, имел у себя не более 5.000 войска. Дела-Гарди обратился к литовским панам с письменным увещанием, чтобы они, по примеру Короны, поддались под протекцию шведского короля. В виду невозможности противустать двум неприятелям, приходилось выбирать между Москвой и Швецией. Януш Радивилл выбрал последнюю: во-первых, по причине единоверия, так как он был протестант (собственно, кальвинист); во-вторых, представительный образ правления Швеции, конечно, ближе подходил к строю Речи Посполитой, чем суровое московское самодержавие, а в-третьих, и степень культуры вообще более сближала поляков со шведами, чем с москвитянами. Надежда на шведскую помощь против московского нашествия окончательно побудила принять протекцию короля Карла Густава. 18 августа (нового стиля) [1655] Януш Радивилл, его брат Богуслав, польный гетман Гонсевский, епископ жмудский Парчевский и некоторые другие литовские паны подписали в Кейданах договор со шведскими комиссарами, по которому они вступили под протекцию шведского короля под условием соблюдения своих прав и вольностей как церковных, так и гражданских. По этому договору в общих чертах великое княжество Литовское соединялось со Шведским королевством наподобие бывшего своего соединения с Короной Польской. Но только одна часть литовских магнатов согласилась на шведское подданство. Другая часть, с Павлом Сапегой, воеводой Витебским, во главе, осталась верна Яну Казимиру, смотрела на подписавших договор, как на изменников отечеству, и решила продолжать войну со шведами. Остаток войска отложился от Радивилла. Сапега, имевший и личные поводы враждовать с ним, хотел представить его, Януша, на суд Речи Посполитой и осадил его в Тыкочинском замке, в котором находился небольшой шведский гарнизон. Снедаемый отчаянием, Януш Радивилл впал в сильную болезнь, и, когда после нескольких штурмов Сапега взял замок, он нашел только труп своего противника (в декабре 1655 г.). Так бесславно погиб этот, гордый и не лишенный талантов, представитель протестантской ветви пышного рода Радивиллов.

Меж тем гетман Хмельницкий, соединив свои силы с московскими войсками боярина В. В. Бутурлина, двинулся на Подолию и Галицию. Внезапное отозвание польских войск из Украины, причиненное нашествием Шведского короля, облегчило движение соединенным московско-казацким силам. Постояв немного под Каменцом, москвитяне и казаки отступили и направились ко Львову, который и осадили. Коронный гетман Потоцкий, собрав несколько тысяч войска под Глинянами, отступил за Львов и стал под местечком Грудек, угрожая нашему тылу. Тогда Хмельницкий пошел на него, побил и рассеял его войска. После того московские и казацкие полки (в конце сентября 1655 г.) со всех сторон облегли Львов, выставили сильную артиллерию и начали громить его огнестрельными снарядами; а время от времени делали приступы и пытались ворваться в город. Но львовские граждане, как и в первую осаду Хмельницкого (в 1649 г.), оказали мужественное сопротивление. Обороной руководил генерал артиллерии Кристоф Гродзицкий. Во время сей осады части русских войск ходили еще далее в глубь покоренных земель, брали пленных и добычу. Они достигали до Замостья и Люблица; первый город вновь отстоял себя, а второй присягнул на имя Московского царя и дал окуп. Но осада Львова затянулась. Успеху львовской обороны более всего помогли искусно веденные переговоры, которые тянулись почти все время осады. На увещательные грамоты Хмельницкого о сдаче и принесении присяги царю Московскому, городское управление присылало красноречивые ответы о своей верности Польскому королю. Делегаты сего управления (Кушевич, Сахнович, Лавришевич и др.) свободно приходили в стан Хмельницкого, расположенный на Святогорской горе, находили здесь радушный прием и угощение, и своими переговорами удачно выигрывали время. Заметив не особенно дружеские отношения между Хмельницким и Бутурлиным, они с иезуитской ловкостью умели произвести в гетмане еще большее охлаждение к его московским союзникам. Причем они иногда искусно льстили самолюбию казаков, выхваляя их храбрость, приписывая исключительно им одержанные военные успехи и стараясь унижать москвитян. В самом окружении гетмана они нашли себе помощников, в лице генерального писаря Ивана Выговского и переяславского полковника Павла Тетери. Выговский, по всем признакам, уже тогда начал изменять Москве и склонял гетмана к пощаде осажденного города; а Тетеря, человек школьного образования, владевший латинским языком, однажды во время спора городских делегатов с гетманом шепнул им по-латыни: Sitis constantes et generosi (будьте тверды и мужественны, т. е. не уступайте). В пользу осажденного города ходатайствовал перед гетманом и русский епископ во Львове Желиборский. В стане Хмельницкого сошлись тогда послы и Яна Казимира, и Карла Густава; каждый, конечно, склонял его на свою сторону. Эти переговоры и колебания гетмана ослабили энергию осады. Он, очевидно, не показывал большой охоты завоевать сей город для Московского царя. Осада длилась уже около шести недель; наступили осенние непогоды и недостаток запасов, а главное, пришли вести о движении крымского хана на Украину на помощь полякам. Наконец, гетман, ограничась сравнительно небольшим окупом, 8 ноября (нов. стиля) отступил с казацкими полками от города. За ним принужден был то же сделать и воевода Бутурлин с московскими полками; причем пошел так спешно, что бросал пушки дорогой, и войско его сильно страдало от голода и холода. Вообще этот воевода, начальствуя многочисленным московским войском, сыграл довольно жалкую роль под Львовом, рядом с гетманом. Столь взысканный царем за удачно произведенную присягу Малороссии, он утратил теперь милость государя и вскоре после сего похода умер в Киеве.

Таким образом, из главных городов Речи Посполитой Львов был единственный, отразивший неприятелей и оставшийся в руках Поляков. А на Днепре держался еще против Русских Старый Быхов, осажденный наказным гетманом Иваном Золотаренком, который и получил тут смертельную рану. Но вообще положение Речи Посполитой было отчаянное, вследствие двух нашествий, московского и шведского. Кроме шведов и русских, ее теснили седмиградский князь Ракочи, претендент на Польскую корону, и «великий курфюст» бранденбургский Фридрих Вильгельм, как герцог Восточной Пруссии стремившийся освободиться от польско-литовской зависимости. Для Польши в третьей четверти XVII столетия наступило то же смутное время, какое происходило в первой четверти в Московском государстве. Ее спасли, с одной стороны религиозное одушевление, напомнившее такое же одушевление Русских людей в самую тяжелую эпоху, с другой возникшее вскоре столкновение между ее главными неприятелями, т. е. Москвой и Швецией, – столкновение, вызванное искусными или, точнее, коварными политическими махинациями Поляков и их католических покровителей.

Шведские наемные войска своими реквизициями или поборами и грабежами скоро так возбудили против себя население, что в разных краях Речи Посполитой началось вооруженное движение против шведского владычества; явились смелые предводители, собиравшие добровольные шляхетские ополчения, которые нападали на отдельные шведские отряды или разоряли поместья шведских сторонников. Патриотическое движение это особенно усилилось с того времени, как знаменитый Ченстоховский монастырь паулинов, с помощью местной шляхты, выдержал почти полуторамесячную осаду шведского генерала Миллера и отразил несколько штурмов. Душой обороны явился энергичный настоятель сего монастыря Августин Кордецкий. 26 декабря [1655] Миллер снял осаду. В малом виде это событие напоминало польскую осаду нашей Троицкой лавры. Отражение неприятеля было приписано заступлению Божией Матери, монастырская икона которой с того времени стала пользоваться чрезвычайным почитанием, и самую Богоматерь поляки объявили тогда покровительницей и даже королевой Польши. Религиозное одушевление охватило народную среду; восстание против шведов росло; между прочим, восстали карпато-татранские горцы. В конце декабря (нового стиля) завязана была против шведского короля Тышовицкая конфедерация, к которой приступило и присягнувшее было сему королю войско, с гетманами Потоцким и Лянцкоронским во главе. В великом княжестве Литовском, где со смертью Януша Радивилла шведско-диссидентская партия потеряла своего главу, также возникло сильное движение против шведов. В начале января 1656 года Ян Казимир мог уже воротиться в Польшу; на некоторое время он остановился во Львове, и отсюда руководил дальнейшими мерами обороны[1].

Едва ли не более, чем вооруженное патриотическое движение, помогли полякам дипломатические маневры.