Часть третья
Московское разорение
Глава первая
VIII
Твердость московских послов под Смоленском
Митрополит (затем патриарх) Филарет
Между тем, к послам под Смоленск пришла боярская грамота из Москвы, где приказывалось поступить по воле короля.
Филарет, прочитав эту грамоту, сказал: «По совести, нельзя слушать таких грамот; они писаны без воли патриарха и всего освященного собора и всей земли».
Голицын созвал совет из дворян, еще оставшихся в качестве выборных земли. Они согласно все дали такое решение:
«Этих грамот слушать нельзя: они без подписи патриарха и собора, и без согласия всей земли. Никогда грамоты о государственных делах не писались без патриаршего совета. Избирать государя может только вся земля, а не одни бояре; мы не хотим знать этих грамот, и вам, послам, не следует поступать иначе, а то вы останетесь в проклятии от патриарха и в омерзении от всей земли Русской».
27-го декабря призвали паны послов. Филарета в этот день почему-то не было. Паны начали разговор с объявления, что «вора» нет более. Послы поблагодарили за приятную новость. Один вопрос, который долго хотели отклонить послы – поход королевский на «вора» в глубину Московской земли, сам собой был разрешен. Паны с насмешкой сказали: «А что вы теперь скажете, получивши боярскую грамоту?»
На это Голицын отвечал: «Мы посланы не от одних бояр, но от патриарха и всего освященного собора и от всех чинов всей земли, так и отвечать должны перед патриархом и властями и боярами и всею землею. Нынешняя же грамота прислана от одних бояр, и то не от всех, а от патриарха и от властей и от всей земли никакой грамоты к нам нет. О целовании креста его величество король уже решил, чтоб смольняне целовали крест одному королевичу. Все дело теперь о впуске королевских войск: как определится от патриарха и от властей и от всех бояр и от всей земли, так мы и поступим».
Паны поговорили между собой в особом покое, потом вышли к послам и сказали: «Вы все отговариваетесь, что нет у вас из Москвы указа о Смоленске; вот, теперь и указ получили: вам приказывается повиноваться королевской воле, а вы еще противоречите. Что вы говорите это, будто у нас с вами положено оставить крестное целование на имя короля, когда у нас этого и в мысли не было; вы затеяли это сами!»
Тогда Голицын обратился к гетману и сказал: «Не ты ли, пан гетман не раз уверял, что его величество нас помиловал и позволил крест целовать одному королевичу? Не ты ли присылал с этим к нам племянника своего, Адама Жолкевского? Не ты ли уверял в том и дворян, которых мы присылали благодарить тебя?»
– Этого не бывало, – отвечал Жолкевский, – а вы должны исполнить так, как вам московская грамота указывает.
Тогда Лев Сапега сказал: «Видите, это мы вам на съездах говорили; те же слова Дух Снятый вложил всем вашим боярам: они теми же словами вам указывают, какими мы от вас того же требовали; конечно, сам Бог открыл им все это, и вам тем паче должно повиноваться воле его величества короля».
– Нас отпускали, – говорил Голицын, – от патриарха, властей, бояр и всей земли; от одних бояр я бы и не поехал.
Вместе с тем Голицын роптал, что бояре дали за приставы брата его Андрея, за то, будто он с «вором» ссылался; он обещал бить челом на бояр в бесчестьи будущему государю, и окончил свою речь просьбой донести Королю его челобитье.
– Патриарх, – говорили паны, – духовная особа; ему не до земского дела.
– У нас, – сказал Голицын, – издавна велось при прежних государях: которые государственные или земские дела начнутся, то великие государи наши призывали на совет патриарха и митрополитов и архиепископов, и без их совета ничего не приговаривали; наши государи почитали патриарха великою честью и встречали и провожали, и место ему учинено с великим государем наряду; таковы у нас патриархи, а прежде были митрополиты; ныне, по грехам нашим, мы стали без государя, а патриарх у нас человек начальный, и без патриарха ныне о таком деле советовать непригоже; как патриарховы грамоты без боярских, так и боярские без патриарховых не годятся. Надобно делать по общему совету всех людей, а не одних бояр. Государь всем надобен; дело нынешнее общее всех людей, и такого дела у нас на Москве не бывало.
Затем послы спросили: «Что отвечали смольняне на боярскую грамоту?»
Паны ответили: «Смольняне в упорстве своем закоснели; не слушают боярских грамот; просят с вами, послами, видеться и говорят: что наши послы прикажут, то мы и учиним!»
– Сами вы, паны, люди мудрые, – возразили послы, – можете рассудить: как же нас смольняне послушают, когда боярских грамот не послушали? Можете разуметь, что не делом писали в Москве; если б писал патриарх и бояре и все люди Московского государства по общему совету, а не одни бояре, то смольнянам бы и отговариваться было нельзя. Мы просим у короля, и у ваших милостей по прежнему слову своему: велите целовать крест одному королевичу, а нам нельзя переменить и велеть смольнянам целовать крест королю.
Паны с гневом сказали: «Вы хотите, чтоб пролилась христианская кровь; на вас ее Бог взыщет».
– Волен в том Бог да государь, – сказали послы, – а что было, того переменить нельзя; мы сами не знаем, как делать; осталась нас здесь половина, а другая половина не делом к Москве отпущена. Начальный с нами человек митрополит: он без патриаршей грамоты не токмо что делать – и говорить не хочет, и нам без него ничего нельзя делать.
На другой день к гетману позвали послов; с ними был и митрополит. Они дожидались Жолкевского целых три часа. Явился гетман и с ним радные паны. Филарет сразу сказал твердо и решительно: «Вчерашние ваши речи я слышал от князя Василия Васильевича; он говорил вам, панове, то же, что и я бы вам сказал».
Паны упрекали его в упрямстве, требуя, чтобы, сообразно с боярским указом, он побудил смольнян целовать крест не только королевичу, но и королю.
Митрополит сказал: «Крестное целованье дело духовное; от патриарха к нам о том грамота не прислана; я, митрополит, не смею дерзнуть на такое дело без патриаршей грамоты». Голицын прибавил: «а нам без митрополита одним нельзя делать такого великого дела».
Послов отпустили; паны были на них чрезвычайно сердиты, и когда послы выходили, то кто-то из панов не утерпел, чтобы не сказать вслед их: «Это не послы, а воры».
Тогда паны задумали еще отрознить от них дворян; на другой день после этого свидания с послами они призвали посольских дворян и стали им говорить: «Нам известно стало, что послы от вашей братьи дворян скрывают боярские грамоты и не советуются с вами».
Дворяне дали такой ответ: «Кто вам, панам, это сказал, тот бездельник и вор, хочет поссорить нас с послами клеветою; поставьте клеветника нам глаз-на-глаз. Послы от нас ничего не таят: последнюю боярскую грамоту нам читали и спрашивали у нас совета; и мы, дворяне, сказали нашу думу послам, что по этой грамоте поступать не должно, потому что она писана без патриарха и без совета всей земли».
Клеветники, которых требовали дворяне поставить с ними на очную ставку, оказались Захар Ляпунов и Кирило Сазонов.
С этих пор послов не звали целый месяц[1].
