Интерес русского общества к немецкой философии

Уже Чаадаев выступил перед русской публикой в качестве последователя немецкой идеалистической философии, но философ был в нем побежден публицистом. В некоторых кругах русского общества, наоборот, это увлечение немецкой философией взяло верх над живыми интересами современности. Здесь процветало умозрительное отношение к вопросам жизни, здесь более интересовались разрешением мировых вопросов, чем русской действительностью, прошлым и будущим более, чем настоящим. Это увлечение немецкой философией тесно связано с московским университетом. Оно было занесено сюда молодыми профессорами, учившимися в заграничных немецких университетах, и выразилось в виде русского шеллингианства и гегельянства.

Павлов, поклонник Шеллинга, отчасти Надеждин, Шевырев и Погодин были пионерами в этом отношении. Они сумели привить интерес к философии студентам московского университета и проложили дорогу увлечениям Гегелем, который в русских умах скоро сменил Шеллинга. Такое преклонение русской молодежи пред немецкой философией не могло быть глубоким; оба названные мыслители были органически и неразрывно связаны со своими предшественниками Кантом, Фихте, даже Спинозой. Чтобы понять, их во всей их глубине, надо было уйти в вековую историю немецкой мысли. Это было не под силу большинству русских юношей, которые взялись за изучение философии «с конца». Немудрено, что изучение и Шеллинга, и Гегеля у многих не могло быть глубоким и сводилось к увлечению некоторыми разрозненными идеями, доступными их пониманию. Таковыми оказались, главным образом, взгляды философско-исторические и эстетические.

Шеллингианство

Шеллинг прельстил русских юношей широким размахом своего философского мировоззрения. Он пытался осмыслить жизнь всего мира, рассматривая природу и явления духа человеческого, как грандиозное зрелище постепенного саморазвития одного начала, лежащего в основе всего. Такая широкая постановка задачи философии объясняет отчасти, почему искусство, религия, науки естественные, математические, гуманитарные нашли себе место в той увлекательной картине самораскрытия мирового духа, которую Шеллинг сумел нарисовать в своей системе, благодаря силе своей фантазии, наклонности к синтезу, оригинальному уму и широкому образованию. Идея эволюции, выступавшая тогда все более и более в трудах естественнонаучных и исторических, нашла в шеллингианстве философское обоснование и художественное выражение. Эта философия была целой энциклопедией, которая, шириной захвата, оригинальностью мысли, действительно, могла пленить всякий, не столько логический, сколько восторженный ум. Сам поэт в душе и мистик, Шеллинг своим учением создавал приподнятое «настроение». Его философия была торжественной симфонией, облагораживающей, успокаивающей и подымающей человека.

Шеллинг, исходя из основ своей философии, естественно ставил высоко поэзию, придавая ей метафизическое значение. Момент художественного творчества, момент вдохновения Шеллинг признал минутой, когда человек может заглянуть в «святая святых» жизни и почувствовать что «Абсолют», не уничтожая его свободы и сознания, находит в нем и в его деятельности свое «откровение».

Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг. Портрет работы Й. К. Штилера, 1835

Поэт, с точки зрения шеллингианства, есть человек, наделенный даром особой благодати, эта божественная сила отличает его от всех людей, заставляет его высказывать и изображать то, в чем он сам не может отдать себе полного отчета и смысл чего бесконечен, поэзия есть откровение. (См. Пушкинское стихотворение «Пророк».) Всякое эстетическое творчество абсолютно свободно, в этом святость и чистота искусства. Шеллинг считает варварством требовать от художника служения не только материальным интересам, но даже моральным и научным. Художник должен быть освобожден от всякого служения.

Согласно шеллингианству, природа служит сферой бессознательного проявления абсолютного духа и основою для его сознательной жизни, которая совершается в людях. Отсюда история, по взгляду Шеллинга, есть повествование о различных формах обнаружения абсолютного в духе человеческом, в человеческих обществах и учреждениях.

Смысл прогресса заключается в достижении Абсолютом той цели, к которой он стремится путем мировой жизни. Шеллинг учил, что мировой дух управляет историей. При таком мировоззрении, роль личности сокращалась, взамен чего вводилось понятие о постепенности и бесконечности развития. С такой точки зрения устанавливался спокойный взгляд на жизнь, все её явления оказывались неизбежными, как временные моменты мирового развития. «Государство», как форма, есть создание всего человеческого рода, но не отдельных личностей. (Точка зрения совершенно противоположная взглядам Карамзина. Оттого Н. Полевой, убежденный шеллингианец, исправляя Карамзина, сочинил свою «Историю русского народа».)

Идеал космополитического состояния, основанного на праве, есть цель истории, в которой «случайное» и «закономерное» действуют вместе, поскольку сознательное свободное действие индивидуумов служит цели, предписанной мировым духом. Таким образом, люди, даже с их личными, частными интересами, в то же время являются сотрудниками всемирно-исторической драмы, которая ведет человечество по дороге к совершенствованию.

Смысл прогресса, с точки зрения шеллингианства, заключается в смене царства судьбы, под властью которой человечество находилось в древнейшие времена, царством предопределения, которое должно наступить в будущем. В этом царстве божественного предопределения должно совершиться гармоничное примирение человеческой свободы и необходимости, должно восторжествовать истинно религиозное миросозерцание, одинаково далекое и от фатализма, и от атеизма. В конечном развитии Шеллинг видел слияние поэзии и философии (религии и науки), как это было в период мифологии.

Гегельянство

Подобно Шеллингу, и Гегель смотрел на философию, как на науку об абсолютном, т. е. науку о тех основаниях, на которых строится вся мировая жизнь. Но форма, которую дал философии Шеллинг, казалась Гегелю ненаучной: вместо интуиции, вместо поэтического вдохновения и полета гениальной фантазии приемов, которыми пользовался Шеллинг, он решил действовать только при помощи «размышляющего рассудка».

Задачу всего действительного гегельянство видит в проявлении «мирового разума». Оттого истинная действительность, с точки зрения этой философии, есть разум. Всякое бытие есть воплощение разумной мысли. Постепенное прояснение Абсолюта («мирового разума») и есть тот великий мировой процесс, который изучается философией. Этот процесс представляется Гегелю в таком виде: абсолют существует сначала, как система домировых понятий, затем выражается в бессознательной сфере природы, пробуждается к самосознанию в человеке, воплощает свое содержание в общественных установлениях, чтобы, наконец, законченным и обогащенным возвратиться к себе в искусстве, религии и науке, т. е. достичь более высокой степени, чем та, на которой он стоял вначале. Философия есть высшее произведение и цель этого мирового процесса.

Стоя на такой точке зрения, Гегель утверждал, что если всякое явление воплощает какую-нибудь мысль, то все действительное разумно, а все разумное действительно. Таким образом, если у Шеллинга природа была представлена, как предмет развития, а искусство, как конечный пункт этого развития, то в гегельянстве предметом и целью развития является понятие, идея, развивающаяся по законам разума (диалектический метод развития). В основу мирового процесса «обнаружения абсолюта» Гегель положил идею «эволюции». В гегельянстве эта теория нашла более полное и логическое обоснование, чем у Шеллинга.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Портрет работы Я. Шлезингера

История человечества, в гегельянстве, есть постепенное создание разумного государства. Движущая сила этого развития есть мировой дух; его орудия – дух отдельных народов и великие люди. Нации бывают «исторические» и «неисторические». Первые являются носительницами какой-нибудь исторической идеи, выражающей одну характерную сторону мирового духа. Совокупные усилия различных культурных «исторических народов», проясняя отдельные, частные идеи этого духа, наконец, исчерпывают все его идейное содержание. Тогда заканчивается великая культурная миссия одной группы народов. Умирает одна цивилизация – ее сменяет другая цивилизация другой «дух», выяснению которого служит уже новая группа исторических наций. Таким образом, всемирная история есть всемирный суд, который судит народы, оценивает их культурную работу и, в зависимости от этого, раздает народам почетные права на звание «исторических». Как вся история есть только материал для прояснения «мирового разума», так и великие люди – только органы чего-то высшего, чему они служат бессознательно: в них скрыты их собственные действия, их цель и объект. Таким образом, по учению Гегеля, железная и разумная необходимость господствует в истории. Но, в то же время, бессознательно служа высшим целям, личность в истории эволюционирует, ярче выявляясь в борьбе с обществом, становясь постепенно все свободнее. Поэтому история есть прогресс сознания свободы. Сперва только одна личность сознавала себя свободной, затем некоторые, наконец – все. Эти три периода в истории освобождения личности соответствуют трем ступеням развития государственных форм: 1) восточный деспотизм. 2) республика (греческая демократическая и римская аристократическая) и, наконец, высшая форма 3) германская конституционная монархия.

«Прекрасное», с точки зрения, Гегеля, есть абсолютное в чувственном существовании. С такой точки зрения, эстетика гегельянства систематизировала искусство, определив его три формы: а) символическую, b) классическую и с) романтическую. [или а) восточное, b) греческое и с) христианское]. Христианское (или романтическое) искусство есть воплощение идеальных, возвышенных чувств рыцарского и религиозного характера; оно умеет даже мелкое и случайное облагородить своим вниманием.

Шеллингианство и гегельянство в России

Обе философские системы, особенно «гегельянство», пользовались у нас большим успехом. Профессор Велланский увлекался Шеллингом еще в 1820-х годах; в 1830-х годах это учение проповедовали у нас профессора Павлов, Надеждин, Галич (лицейский учитель А. С. Пушкина, издавший книгу по теории поэзии, построенную на взглядах Шеллинга), критик и историк Н. Полевой, в своем журнале «Московский Телеграф». Отчасти этой же цели служил журнал «Московский Вестник», в котором развивались эстетические взгляды Шеллинга. Поэт Веневитинов проводил их в своем творчестве.

Кружок Станкевича

«Гегельянство» захватило большое число последователей, и дольше сохранило силу влияния над русскими умами; оно глубоко захватывает даже 1860-е годы. При первом появлении своем в России, оно культивировалось в кружке Станкевича. Этот кружок сперва состоял в университете, из Станкевича, Константина Аксакова и Белинского. Потом к нему примкнули Бакунин, Катков, Василий Боткин и Грановский. Кроме этих известных лиц, в кружок входило несколько человек менее выдающихся.

Уже из одного перечня членов кружка видно, что он был собранием лиц различного душевного склада. Их соединял прочно только Станкевич личность светлая, истинно идеальная. Его влияние основывалось на красоте его нравственного существа. Не обладая литературным и научным талантом, он был, тем не менее очень талантливою личностью, как человек. Одаренный тонким эстетическим чутьем, глубокою любовью к искусству, большим и ясным умом, способным разбираться в самых отвлеченных вопросах и глубоко вникать в сущность всякого, Станкевич давал окружающим мощные духовные импульсы, будил лучшие силы ума и чувства. Его живая, умная и часто остроумная беседа была необыкновенно плодотворна для всякого, кто вступал с ним в близкое общение. Он умел сообщать всякому спору высокое направление. Все мелкое и недостойное, как-то само собою отпадало в его присутствии.

Николай Владимирович Станкевич

Герцен о гегельянстве русской молодежи

Станкевич и его друзья, были страстными поклонниками гегельянства. Герцен не без иронии, вспоминал об этом обожании, доходившем до фанатизма: друзья зачитывали «до дыр, до пятен, до падения листов, в несколько дней всякую брошюрку о Гегеле, ссорились и расходились друг с другом вследствие несогласного толкования идей Гегеля требовали от всех поклонения Гегелю»... Они жили в каком-то особом отвлеченном мире умозрительной философии, и вся современность представлялась им только воплощением различных философских идей. Герцен иронизировал по этому поводу: «всякое простое чувство было возводимо в отвлеченные категории и возвращалось оттуда без капли живой крови, бледной, алгебраической тенью. Во всем этом была своеобразная наивность, потому что все это было совершенно искренно. Человек, который шел гулять в Сокольники, шел для того, чтобы отдаваться пантеистическому чувству своего единства с космосом; и если ему попадался по дороге какой-нибудь солдат под хмельком, или баба, вступавшая в разговор, философ не просто говорил с ними, но определял субстанцию народности в её непосредственном и случайном явлении».

Эта философия была нужна мыслящим русским юношам, так как в ней они нашли не только много глубоких идей, но и возможность осмыслить жизнь, действительность. Шеллингианство и гегельянство учили их о первоосновах жизни, и то бессмысленное, случайное, что резало им глаза, казалось теперь, в философском освещении, таким маленьким, случайным и в то же время имеющим право на существование. Для них философия стала в полном смысле слова религией, не раз доводившей их до состояния прямого экстаза. Неудивительно, что чисто научный интерес отошел при этом совершенно на второй план. «Мы тогда в философии искали всего на свете, кроме чистого мышления», – говорит Тургенев в своих воспоминаниях. Таким образом, дело не в том, правильно и глубоко, или нет, понимали юноши философию Гегеля. Важно то, что их увлечение стало в России первым чисто философским течением.