Яков Княжнин в своем творчестве свободно проводил современные понятия о человеколюбии, истинной чести, долге; откликнулся он и на политические идеи XVIII века. В этом отношении он отчасти следовал Вольтеру, который сумел сцену обратить в трибуну. (Предшественником Княжнина в этом отношении был Николев, с его трагедией «Сорена и Замир».)

Яков Борисович Княжнин. Рисунок Ф. Ферапонтова

Особенно, в этом отношении, любопытна драма Княжнина «Вадим» (1789). Содержание её следующее:

Ярый республиканец Вадим (персонаж, известный из некоторых русских летописей) возвратившись в родной Новгород, застает там монархию: в его отсутствие Рюрик выбран народом в князья. Дочь Вадима Рамида любит Рюрика, но любит и отца, который затевает свержение её возлюбленного. Уступая чувству долга гражданки и дочери, она скрывает планы отца от Рюрика. Мятеж Вадима против Рюрика оканчивается неудачею: он попадает в плен, где и закалывается вместе с Рамидой.

В страстные монологи Вадима Княжнин вложил ходячие тогда республиканские идеи. Когда друзья Вадима жалобятся на то, что новгородская республика лишилась вольности, но, не видя ниоткуда помощи, не решаются приступить к борьбе с Рюриком, – Вадим восклицает, что помощь в них самих –

...Какой еще хотите?!
Ступайте, ползайте, их [богов] грома тщетно ждите, –
А я, один за вас, во гневе здесь кипя,
Подвигнусь умереть, владыки не терпя!
Скажите, как вы, зря отечества паденье,
Могли минуту жизнь продлить на посрамленье?
И если не могли свободы сохранить,
Как можно свет терпеть? и как желать всем жить?

В пьесе разбросаны многие мысли об опасности самовластия даже «добродетельного» Рюрика.

Когда Вадим был побежден, Рюрик в его присутствии, пред всем народом, отказался от венца, но народ просил его вернуться на престол. Вадим, возмущенный этим, восклицает:

Все пало пред тобой! мир любит пресмыкаться, –
Но миром таковым могу ли я прельщаться?
Нет боле у меня отечества, граждан!

Интересен монолог Рюрика (в IV действии), напоминающий своим содержанием монолог «Бориса Годунова» Пушкина:

Над пропастями здесь мой трон постановлён,
За благости мои я злобой окружён
И сердце горестью мое всечасно сжато!
Се участи владык, свой дом хранящих свято:
Всечасно мучася, отрады не видать!
Не стόят смертные, чтоб ими обладать
Благотворителям! Содетели мученья
Не стоят никогда они благотворенья и т. д.