Жизнь Антиоха Кантемира

Антиох Дмитриевич Кантемир (род. 1708) был сын молдавского господаря Дмитрия Кантемира, который, после неудачного прутского сражения в 1711 г., оставив родину и «престол», переселился в Россию. Он дал своим сыновьям прекрасное образование, особенно Антиоху: будущий писатель обучался русскому языку у известного в свое время Ильинского, академического переводчика и стихотворца; после домашнего образования он учился в Московской академии, а потом при Академии Наук в гимназии, где слушал лекции академиков. Он прекрасно изучил произведения греческих и римских писателей, особенно Горация; увлекался он и нравственной философией.

Служить Кантемир начал при Петре II, в эпоху реакции, когда «старорусская» партия начала борьбу с реформами Петра. Кантемир примкнул к партии «западников» – Остерману, Феофану Прокоповичу, Татищеву. Первые анонимные сатиры его вызваны была тем боевым положением, которое он принял в возникшей тогда у нас общественной борьбе.

При восшествии на престол Анны Иоанновны Кантемир и Татищев, вместе с группой русского дворянства, восстали против Верховного Тайного Совета, который хотел ограничить самодержавие в свою пользу. Горячее участие в восстановлении самодержавия выдвинуло Кантемира, и он, 22 лет, был назначен резидентом при посольстве в Лондоне, потом, в 1738 г., был посланником в Париже. Здесь, как и в Лондоне, он продолжал заниматься литературными занятиям, познакомился и подружился со многими знаменитостями Парижа – Монтескье, Мопертюи, Фонтенелем.

Умер Кантемир 36 лет от роду, в 1744 г.

 

Творчество Кантемира

Кантемир любопытен для нас и как создание Петра I, и как человек, воспитавший свое мировоззрение на идеалах древнего Рима, и, наконец, как человек, сумевший соединить в себе религиозные интересы с языческой философией. Таким образом, в его лице скрещиваются влияния Запада, Древней Руси и античного мира.

Иностранец по происхождению, получивший под руководством отца хорошее образование на иностранный лад, посещавший лекции немцев-академиков в Петербурге, Антиох Кантемир оказался русским с головы до пят. С ним повторилось то, что и с Феофаном, с Татищевым, с самим Петром: чужое облагородило и возвысило их дух, но не оторвало от русской земли. Европеец по вкусам, друг Мопертюи и Монтескье, поклонник Локка, Кантемир, подобно многим русским людям петровского закала, был энергичным работником, на русской ниве, как общественный деятель и писатель-лирик.

Первыми опытами его в стихотворстве были переложения псалмов в вирши (1727). Вероятно, это – его школьные упражнения под влиянием его домашнего учителя, Ильинского.

Антиох Кантемир

Антиох Дмитриевич Кантемир

 

Более самостоятелен был Кантемир, когда мотивы религиозные сменил эротическими. По его собственному признанию, его любовные песенки, в свое время, были очень популярны. Но от них он скоро отстал, будучи неудовлетворен таким творчеством.

Всецело преданный, как и Татищев, интересам нового времени, и делу великого преобразователя, человек просвещенный, молодой, Кантемир должен был начать свое поприще с обманутыми надеждами: Петр Великий был уже во гробе, его дело останавливалось, частные интересы сильных людей были на первом плане. Среди борьбы честолюбий молодой Кантемир оказался одинок, – он был затерт со своими личными достоинствами и своей наукой. Корыстолюбие одного из временщиков лишило его даже наследства.

Весь полный благоговения к Петру, он видел, как его преемники все портили: «славное время Петрово» миновало – до него не –

 

...дошло время то, в коем председала
Над всем мудрость и венцы одна разделяла.

 

«Указы Петра», «коими стали мы вдруг народ уже новый», – были забыты.

Сильное раздражение Кантемира против русской действительности, оскорбившей его на первых же шагах его жизни, и привело его к сатире.

 

В сатирах хочу состарети,
А не писать мне нельзя – не могу стерпети!
(Сатира IV)

 

Не до любовных было песен... «Ни хвалить, ни молчать» он, по его словам, тоже не мог!..

Это пристрастие к обличению вполне совпадало с разрушительной стороной реформы Петра, – приходилось ломать старое и бороться с «новым», враждебным истинному просвещению. Невежество, словно задавленное при Петре, теперь опять подняло голову. «Златой век» Петра «не дотянулся до нашего роду», – жаловался сатирик. «Реакция» взяла верх

 

Гордость, леность, богатство – мудрость одолело,
Науку невежество местам уж посело,
Под митрой гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном, смело полки водит.
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ее дружбы,
Как, страдавши на море, корабельной службы.
(Сатира I)

 

К этим словам историк Соловьев делает следующее пояснение: «Действительно, многих во время качки преобразовательной эпохи сильно тошнило от науки, требуемой преобразователем; приятно им было теперь отдохнуть, и, разумеется, враждебно смотрели они на тех, которые приглашали их опять в море».

Выше говорилось уже о тех элегических нотах, которые в это время реакции зазвучали в поэзии Феофана, – это тяжелое время сблизило его с Кантемиром.

Что же должно было выработаться из юного поэта? Хвалить было нечего, – оставалось негодовать – или сокрушаться. И вот, элегическая сатира делается его любимым жанром: Гораций, Ювенал, Персий, Буало – его учителя: они определили форму его творчества, наметили идеи; безобразие тогдашней русской жизни – дало его поэзии содержание.

Любопытно, что глубоко скорбное настроение его музы совершенно уничтожило в нем способность хвалить. Когда он пожелал как-то восславить в лирической поэме Петра, то оказался не в силах это выполнить. Его «ода императрице Елизавете» есть, в сущности, просьба извинить его за неспособность «хвалить».

Не чувствовал он себя способным и к чистой «элегии». Хотя дух его «унывал часто», хотя на многих его произведениях лежит легким туманом грусть, но она не воплотилась ни в одном произведении в виде исключительного настроения: эта «элегия» всегда сопутствуется смехом, негодованием, раздражением: «смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу», – говорит он.

Оттого его «смех беззлобный». Оттого в лице его перед нами – первый русский сатирик, предшественник Гоголя.