(См. полный текст рассказа и его краткое содержание целиком.)
На рассвете с переезда на санках под накинутым грязным мешком деревенские женщины привезли все, что осталось от Матрёны. У тела не было ни ног, ни половины туловища, ни левой руки. А лицо осталось целехонькое, спокойное, больше живое, чем мертвое. Одна женщина перекрестилась и сказала:
– Ручку-то правую оставил ей Господь. Там будет Богу молиться...
А. И. Солженицын. Матрёнин двор. 3 глава. Краткий пересказ. Слушать аудиокнигу
Деревня стала собираться на похороны. Вынесли фикусы, которые Матрёна так любила, что, проснувшись когда-то ночью в дыму, бросилась спасать их, а не избу. Подмели полы. К окнам, под образа, поставили на табуретках гроб, сколоченный без затей.
Женщины-родственницы причитали над гробом, но в разговорах их звучала корысть. Не скрывалось, что сестры Матрёны и мужнина её родня готовились к схватке за наследство покойницы, за ее старый дом. Три сестры Матрёны слетелись, захватили избу, козу и печь, заперли сундук её на замок, из подкладки пальто выпотрошили двести похоронных рублей, и приходящим всем втолковывали, что они одни были Матрёне близкие.
Искренне рыдали лишь другая Матрёна – жена Фаддея – и воспитанница Кира, для которой и везли в Черусти ту злосчастную горницу. Сам же Фаддей, потерявший в катастрофе некогда любимую им женщину и сына, думал лишь, как спасти рассыпанные при крушении у железной дороги бревна горницы. Выбивая разрешение вернуть их, он метался от гробов к станционному и поселковому начальству. Кто-то дал ему нужное разрешение. Фаддей собрал уцелевших сыновей, зятей и племянников, достал лошадей в колхозе и кружным от развороченного переезда путем, через три деревни, отвозил остатки горницы к себе во двор.
Солженицын знал, что Фаддей был в деревне такой не один. Что добром нашим странно называет язык имущество наше. И его-то терять считается перед людьми постыдно и глупо.
В воскресенье Матрёну и сына Фаддея похоронили. Прошли поминки. Фаддей, на них не явившийся, через несколько дней вытягал у Матрёниных сестер сарай и забор, которые тут же с сыновьями разобрал и перевозил на саночках.
Избу Матрёны до весны забили. Александр Исаевич переселился к одной из её золовок. Та часто и всегда с презрительным недоумением говорила о сердечности и простоте Матрёны, о том, как она «глупая, помогала чужим людям бесплатно», «за обзаводом не гналась и даже поросенка не держала». Как муж её, Ефим, перед войной ездивший в город на заработки, там себе сударку завёл, и к Матрёне возвращаться не хотел.
А для Солженицына именно из этих небрежно бросаемых слов выплыл новый образ Матрёны, какой он не понимал ее, даже живя с нею бок о бок.
В самом деле! – ведь поросенок-то в каждой избе! А у нее не было. Что может быть легче – выкармливать жадного поросенка, ничего в мире не признающего, кроме еды! Трижды в день варить ему, жить для него – и потом зарезать и иметь сало.
А она не имела...
Не гналась за обзаводом... Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни.
Не гналась за нарядами. За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев.
Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, – она не скопила имущества к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы...
Все мы, – заключает писатель, – жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.
Ни город.
Ни вся земля наша.
См. также краткие содержания первой и второй глав «Матрениного двора».
© Авторское право на эту статью принадлежит владельцу сайта «Русская историческая библиотека». Любые виды её копирования и воспроизведения без согласия правообладателя запрещены!
