«СЕВЕР» (1918). Многое должно сойтись в писателе, и природных качеств, и настроения, чтобы такое написать.

Как удачно угадан былинный замедленный тон! И солнце, и люди, и предметы то и дело замедляются. И замедленность Марея, в детстве побывавшего на том свете. И медленные беловолосые девки выглядывают, как нерпы из моря. Этот былинный тон, да на дивном фоне Севера – сразу поднимает рассказ над временем, такое хоть двадцать веков назад. (А какое обобщение мужских характеров в слепом увлечении Марея вздорным фонарём!)

И по контрасту с этой общей медлительностью – как уярчается быстроподвижная Пелька! Какая сила любви! и ни одно движение чувства не названо от автора и тогда, когда она обоих ведёт на самоубийство, вместе умереть. Какая поэма любви – на дивной северной ткани. Очень чувствует Замятин переливы и даёт их – почти неназывно, это большое мастерство. Пелька схвачена – «как от солнца на сосновом стволе пятно» (дважды), и «сёстры ей – зелёно-рыжие сосны», и это сочетание рыжего и зелёного – идёт линией, через венки, через подаренное Картомой роковое платье. Один раз за весь рассказ прямое, чёткое зрительное впечатление: «Первые красные лучи солнца – на белом, с голубой сетью жилок, изгибе ноги». Самое прямое о Марее: «сердце – тук! – тихонько в гнезде повернулось». (И как это точно!) А от Пельки: «Кликай как собаку, буду бегать сзади, бей меня!» Сколькое тут! А всё остывание Марея к Пельке – ни разу не названо.

Евгений Замятин (1884-1937). Портрет работы Б. Кустодиева, 1923

А какое видение северного пейзажа, всей обстановки. Зорко наблюдал, как не всякий может.

«Стал синий сполох – и ещё глубже, лютее тишь. Будто – на самом дне, а сверху пригнело непроходимым синим льдом, и сквозь тысячевёрстный синий лёд светит мёрзлое солнце на дно».

«В чёрном небе – всё шире заря малиновой лентой. На дне синих ледяных пещер – алые огни, торопливая работа идёт на дне – куют солнце. Розовеет снег, уходит вглубь мёртвая синева, может быть немного ещё – и улыбнутся розовые губы, медленно поднимутся ресницы – и засияет лето».

«Изо всей мочи по небу кнутом – и кровавеет рубец: заря». (Образ – не сам по себе, но от чувств оскорблённой Пельки.)

«Льдины лезут друг на друга, бешеные от любви весенние звери».

«Как не заблудиться в Питере? В лесу-то всё разное».

И как можно было найти в себе размеренность написать такой рассказ в 1918, в холодно-голодном Петрограде? И: кому это было доступно, нужно в 1918? Да так, кажется, и прошло незамеченным в русской литературе, заслонённое неумными штукарствами авангардистов 20-х годов...

А назвать бы рассказ – иначе, привязанней к сюжету. Ну что это – «Север»? Безлико, и сто рассказов может быть с таким названием.

(Отрывок очерка о Евгении Замятине из «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным.)