«Безудерж» Карамазова-отца – хаотическое кипение творческих сил, которым предназначено преобразить мир. Это преображение начинается уже в старшем сыне Федора Павловича – Дмитрии. Молодость его прошла в бурных страстях: «В гимназии он не доучился, попал потом в одну военную школу, потом очутился на Кавказе, выслужился, дрался на дуэли, был разжалован, опять выслужился, много кутил и, сравнительно, прожил довольно денег». Мите двадцать восемь лет, он среднего роста и приятного лица, мускулист и силен... «Лицо его было худощаво, щеки ввалились, цвет же их отличался какой-то нездоровою желтизной. Довольно большие темные глаза навыкате смотрели, хотя, по-видимому, и с твердым упорством, но как-то неопределенно». Сладострастие Федора Павловича выражается двумя «внешними знаками»: римским носом и длинным кадыком. Всепоглощающая страсть Дмитрия обозначена ввалившимися щеками и неопределенным выражением темных глаз. Из трех сыновей старший более всех похож на отца. Он тоже сладострастник, тоже знает постыдную сладость разврата. «Я всегда переулочки любил, – признается он Алеше, – глухие и темные закоулочки, за площадью, – там приключения, там неожиданности, там самородки в грязи... Любил разврат, любил и срам разврата. Любил жестокость. Разве я не клоп, не злое насекомое? сказано – Карамазов!» Ракитин характеризует Дмитрия: «Пусть он и честный человек, Митенька-то, но сладострастник. Вот его определение и вся внутренняя суть. Это отец ему передал свое подлое сладострастие... Ведь в вашем семействе сладострастие до воспаления доведено». Но материалист Ракитин знает только половину правды о Мите: сладострастие совсем не «вся его внутренняя суть». Темная земляная стихия преображается в «горячем сердце» Дмитрия в ослепительное пламя эроса. Он осознает ее, как великую рождающую и творящую силу. Природа открывается ему, как «древняя мать земля», как божественный огонь, дающий жизнь и радость всему Божьему творению. Космическое чувство Мити находит свое выражение в «Гимне к радости» Шиллера. Трепеща от восторга, он декламирует:

Душу Божьего творенья
Радость вечная поит,
Тайной силою броженья
Кубок жизни пламенит.

У груди благой природы
Все, что дышит, радость пьет,
Все созданья, все народы
За собой она влечет;

Нам друзей дала в несчастья,
Гроздий сон, венки харит,
Насекомым – сладострастие –
Ангел Богу предстоит.

Митя читает стихи и плачет: ему, грубому и необразованному офицеру, послано это откровение Матери-Земли, ему, сладострастному насекомому, дано познать космический восторг! Откуда у него этот мистический экстаз? В жизни его произошло событие, решившее его судьбу навсегда. Митя увидел Грушеньку. «Грянула гроза, говорит он, ударила чума, заразился и заражен доселе и знаю, что уж все кончено, другого и никогда не будет. Цикл времен совершен». Дмитрий стал жертвой страшного и беспощадного бога-Эроса. В страсти раскрылось ему огненное сердце мира; его космическое вдохновение – дар Эроса. Но Митя знает и другой, темный лик бога «сладострастье насекомых». Эта загадочная двусмысленность, это противоречие между хаотической стихией пола и «творением в красоте» эроса поражает его суеверным ужасом. «Я иду и не знаю: в вонь ли я попал и позор, или в свет и радость? Вот ведь где беда, ибо все на свете загадка! И когда мне случалось погружаться в самый, в самый глубокий позор разврата (а мне только это и случалось), то я всегда это стихотворение о Церере и о человеке читал. Исправляло оно меня? Никогда! Потому что я Карамазов... И вот в самом-то этом позоре я вдруг начинал гимн. Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чёртом, но я все-таки и Твой сын, Господи, и люблю Тебя и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть».

Роковой разлад между полом и эросом – первая загадка, с которой сталкивается Митя. Вторая и еще более страшная впереди. Пол – движение по кругу, неустанное и безвыходное; эрос – восхождение, лестница, ведущая ввысь. У Эроса есть цель и идеал – Красота. Он творит Красоту и поклоняется ей. И вот вторая загадка. «Красота – это страшная и ужасная вещь, – говорит Митя, – страшная потому, что неопределенная, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Красота! Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским... Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой... Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей»...

Это одна из самых гениальных страниц у Достоевского. Тайна красоты, трагическая раздвоенность эстетического сознания выражена с поразительной силой. Дмитрий знает только один путь к Богу – через эрос. В любовном вдохновении он жаждет припасть «к ризе Божества» и с ужасом отшатывается: божество его двулико, Красота вмещает идеал Мадонны и идеал Содомский. «В Содоме ли красота?» – спрашивает Митя и отвечает: «Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, знал ты эту тайну, аль нет?» Красота от Бога; Красота дыхание Святого Духа. Но в падшем мире лицо ее затуманено и искажено. Не она спасет, а ее нужно спасать. В эстетическом сознании – тончайшие соблазны: Красота может быть злой, демонической прелестью. Митя не видит выхода из этих трагических противоречий. Ему нужно пройти через очищение страданием, через муку совести и духовную смерть каторги, чтобы загоревшееся в нем пламя Эроса стало духовной силой, преображающей мир. Эпиграфом к своему роману Достоевский взял слова из Евангелия от Иоанна: «Если пшеничное зерно, падши на землю не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода».

Читайте также статьи: «Братья Карамазовы» – анализ, «Братья Карамазовы» – содержание по книгам, Федор Павлович Карамазов – характеристика.