Эпизодом с описанием жизни в имении Болконских Лысые Горы Лев Толстой завершает первую часть первого тома «Войны и мира». Эта большая литературная сцена занимает четыре главы (22-25). Здесь описываются характеры старого князя Николая Андреевича и его дочери, княжны Марьи, приезд Андрея Болконского, который перед своей отправкой на войну привозит к отцу беременную супругу Лизу, и расставание Андрея с близкими.
Ниже дано краткое содержание всего этого эпизода по главам.
Глава 22
Прославленный генерал-аншеф, князь Николай Андреевич Болконский, был сослан в своё имение Лысые Горы при императоре-самодуре Павле, и с тех пор там и остался, не выезжая в большой свет. Сегодня старый князь ждал приезда в поместье сына – князя Андрея. Тот должен был завезти к отцу беременную жену Лизу и сразу вслед за тем отправиться на войну с Наполеоном.
Старик Николай Андреевич имел своеобразный, непростой характер. Вольтерьянец по убеждениям, он считал, что «есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и только две добродетели: деятельность и ум». Человек неутомимо деятельный, он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то наблюдением за постройками в имении. В том же духе старый князь воспитывал и жившую с ним молодую, незамужнюю дочь, княжну Марью. Он заставлял её ежедневно заниматься алгеброй и геометрией, установил ей строгий, поминутный распорядок дня.
...Этим утром, как было заведено, княжна пришла к Николаю Андреевичу, который уже работал на станке. Ежедневного свидания со строгим отцом Марья всякий раз ждала с большим страхом. Николай Андреевич дал дочери на день новое задание по геометрии. Подозрительно спросив: «Не вздор ли пишет тебе твоя Элоиза?», он вручил княжне письмо, пришедшее от её московской подруги – Жюли Карагиной.
У себя в комнате Марья развернула письмо Жюли, написанное на хорошем французском языке, в модном тогда сентиментальном духе Руссо. Жюли сообщала: на начавшуюся войну уходит Николай Ростов, чистый молодой человек, «отношения к которому были одной из отрад моего сердца». В письме говорилось ещё, что умер граф Безухов и его «ничтожный сын Пьер» признан законным наследником всего громадного состояния – теперь все маменьки Москвы прочат за него своих дочерей. Жюли извещала также, что княгиня Друбецкая задумала устроить сватовство и к самой княжне Марье – от имени сына князя Василия Курагина, повесы Анатоля.
Лучистые глаза внешне некрасивой княжны при чтении оставались спокойными и ясными. Ненадолго задумавшись, она стала писать на таком же отличном французском языке ответ Жюли.
«Надо не роптать на Бога, – убеждала подругу Марья, – а во всём покоряться его воле. Не разделяю вашего мнения о Пьере, которого знала ещё ребёнком: у него всегда было прекрасное сердце. Про план сватовства Курагина я ничего не знала, но если Всемогущий наложит на меня обязанности супруги и матери, я буду исполнять их верно и честно, не заботясь об изучении своих чувств к тому, кто станет моим мужем. Мы сейчас ждём приезда брата с женой, который, увы, тоже отправляется на войну». В заключение сострадательная княжна описала «раздирающую душу» сцену о том, как в их деревне забирали для армии рекрут, и родные, рыдая, прощались с ними.
Вместе с Марьей и её отцом в Лысых Горах жила молодая компаньонка-француженка, мадемуазель Бурьен, особа легковесная и пустая. Старый князь подобрал её сиротой, из жалости.
Глава 23
Около полудня того же дня в Лысые Горы приехал князь Андрей с супругой, маленькой княгиней Лизой. Старый князь как раз спал перед обедом. Будить его была нельзя даже в случае прибытия сына. Хорошо это зная, князь Андрей вначале повёл беременную жену к сестре.
Марья сердечно обнимала приехавших. Лиза, всё такая же болтливая, как на вечерах у Шерер, легко впадала в капризы. Марье она рассказала, что боится тяжёлых родов.
Проснулся отец – и впустил к себе Андрея. Первым делом он стал спрашивать сына о плане грядущей кампании. Ответы Андрея Николай Андреевич слушал нетерпеливо. Он был явно взволнован, но старался скрыть волнение. Старый князь делал в беседе пренебрежительные отзывы о Наполеоне, но, видимо, сам хорошо понимал его полководческие таланты.
Андрей объяснял, как коалиция собирается напасть на французов сразу с нескольких сторон. Отец жадно слушал, сам вставляя мало. В конце разговора он принялся задумчиво напевать слова известной песенки: «Мальбруг в поход собрался, Бог весть, когда вернётся...»
Глава 24
Гости старого Болконского вышли к обеду. Лакеи старого князя стояли у стола по струнке.
Николай Андреевич видел жену сына впервые. Он сухо и неприятно засмеялся, заметив её беременность. Лиза сразу начала болтать о столичных сплетнях. Старый князь некоторое время испытующе вглядывался в неё, но скоро прозрел всю – и дальше мало ею интересовался.
Он опять заговорил о Бонапарте. Сетовал, что в России нет теперь Суворова. Николай Андреевич возмущался тем, что в Нью-Йорк послали «немца Палена» звать на русскую службу враждебного Наполеону французского генерала Моро. В прошлом Суворов бил Моро, а теперь все русские генералы кажутся хуже этого нашего же бывшего врага...
Старый князь бросал одну за другой раздражённые, отрывистые реплики. Поведение его выглядело довольно чудаковатым, но Андрей не без удивления заметил, что отец, сидя уже несколько лет в деревне, знает все последние европейские события в мельчайших подробностях.
– Бог весть, когда вернётся... – заключил Николай Андреевич свои тирады и вновь фальшиво засмеялся.
После обеда Лиза испуганно сказала Марье, что свёкор внушает ей страх.
– Ах, он так добр! – горячо возразила Марья.
Глава 25
На другой день вечером вещи князя Андрея укладывали в карету. Марья пришла прощаться с ним. Андрей откровенно рассказал сестре, что в семейной жизни ни он, ни Лиза не счастливы. Княжна в ответ пыталась убедить брата, что жена его – «сокровище»: «надо быть снисходительным к маленьким слабостям, она ведь как милый, весёлый ребёнок».
Андрей заметил, что ему очень не понравилась мадемуазель Бурьен.
– Ах, нет! – живо заговорила Марья. – Она милая и добрая – и, главное, жалкая девушка. Отец любит, когда она ему читает.
Андрей спросил Марью, не тяжело ли ей с отцом. Княжна уверяла, что она с родителем счастлива. Глубоко религиозную Марью беспокоил лишь вольный образ мыслей отца в религиозном отношении.
Сестра стала уговаривать Андрея взять на войну небольшой образок, который носил в боях ещё их дедушка. Она боялась, что суховатый, скептичный брат не примет иконки, но Андрей задумчиво согласился.
Он пошёл прощаться к отцу. В уединенных коридорах ему уже в третий раз за этот день попалась Бурьен с восторженною и наивною улыбкой. Андрей глянул на неё с таким презрением, что та поспешила стушеваться.
Он вошёл к старому князю. Тот писал и не прекратил этого занятия, когда появился сын. Но Андрей сразу заметил: Николай Андреевич пишет так, что «брызги летят с трещащего пера». Он понял: отец просто хочет скрыть волнение при прощании с ним.
Андрей попросил, чтобы при родах жены послали в Москву за акушером – у Лизы плохое предчувствие. Отец обещал, но потом проницательно подмигнул сыну:
– Плохо тебе с женой-то!
Он дал Андрею письмо от себя к Кутузову, с которым был коротко знаком.
– Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет... А коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет... стыдно!
– Если меня убьют, а у Лизы будет сын, не отпускайте его от себя! – глянул на отца Андрей.
– Жене не отдавать? – засмеялся старик и вдруг визгливо крикнул. – Простились... ступай!
Андрей вышел. Видя, что он собирается отъезжать, стоявшая в дверях Лиза упала без чувств. Княжна Марья подхватила её.
– Прощай, Мари! – сказал сестре Андрей и быстро пошёл садиться в карету.
Из кабинета слышались, как выстрелы, звуки стариковского сморкания отца. Потом старый князь выглянул и сердито осведомился:
– Уехал? Ну и хорошо!
